Неточные совпадения
Правдин. Это мое
дело.
Чужое возвращено будет хозяевам, а…
— По
делом за то, что всё это было притворство, потому что это всё выдуманное, а не от сердца. Какое мне
дело было до
чужого человека? И вот вышло, что я причиной ссоры и что я делала то, чего меня никто не просил. Оттого что всё притворство! притворство! притворство!…
Дарье Александровне, действительно, не нравилась эта манера Степана Аркадьича навязывать свои семейные
дела чужим.
— Ну, ты не поверишь, я так от этого отвык, что это-то мне и совестно. Как это? Пришел
чужой человек, сел, посидел безо всякого
дела, им помешал, себя расстроил и ушел.
Вронский понял, что дальнейшие попытки тщетны и что надо пробыть в Петербурге эти несколько
дней, как в
чужом городе, избегая всяких сношений с прежним светом, чтобы не подвергаться неприятностям и оскорблениям, которые были так мучительны для него.
— Нет, я очень стою, потому что я стал самый серьезный человек. Я не только устраиваю свои, но и
чужие семейные
дела, — сказал он с значительным выражением лица.
— Другая идея вот: мне хотелось вас заставить рассказать что-нибудь; во-первых, потому, что слушать менее утомительно; во-вторых, нельзя проговориться; в-третьих, можно узнать
чужую тайну; в-четвертых, потому, что такие умные люди, как вы, лучше любят слушателей, чем рассказчиков. Теперь к
делу: что вам сказала княгиня Лиговская обо мне?
— Плохое
дело в
чужом пиру похмелье, — сказал я Григорию Александровичу, поймав его за руку, — не лучше ли нам поскорей убраться?
А главное
дело вот в чем: «Помилуй, батюшка барин, Кифа Мокиевич, — говорила отцу и своя и
чужая дворня, — что у тебя за Мокий Кифович?
— Стар я, батюшка, чтобы лгать: седьмой десяток живу! — сказал Плюшкин. Он, казалось, обиделся таким почти радостным восклицанием. Чичиков заметил, что в самом
деле неприлично подобное безучастие к
чужому горю, и потому вздохнул тут же и сказал, что соболезнует.
Она не умела лгать: предположить что-нибудь — это другое
дело, но и то в таком случае, когда предположение основывалось на внутреннем убеждении; если ж было почувствовано внутреннее убеждение, тогда умела она постоять за себя, и попробовал бы какой-нибудь дока-адвокат, славящийся даром побеждать
чужие мнения, попробовал бы он состязаться здесь, — увидел бы он, что значит внутреннее убеждение.
— А
дело, по-настоящему, вздор. У него нет достаточно земли, — ну, он и захватил
чужую пустошь, то есть он рассчитывал, что она не нужна, и о ней хозяева <забыли>, а у нас, как нарочно, уже испокон века собираются крестьяне праздновать там Красную горку. По этому-то поводу я готов пожертвовать лучше другими лучшими землями, чем отдать ее. Обычай для меня — святыня.
Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная, боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой
чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый
день одна
Сидела молча у окна.
— Да что вы, Родион Романыч, такой сам не свой? Право! Слушаете и глядите, а как будто и не понимаете. Вы ободритесь. Вот дайте поговорим: жаль только, что
дела много и
чужого и своего… Эх, Родион Романыч, — прибавил он вдруг, — всем человекам надобно воздуху, воздуху, воздуху-с… Прежде всего!
Приидет в тот
день и спросит: «А где дщерь, что мачехе злой и чахоточной, что детям
чужим и малолетним себя предала?
Кудряш. Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня. А вы идите своей дорогой, вот и все. Заведи себе сам, да и гуляй себе с ней, и никому до тебя
дела нет. А
чужих не трогай! У нас так не водится, а то парни ноги переломают. Я за свою… да я и не знаю, что сделаю! Горло перерву!
Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник,
И
дело не пойдёт на лад.
Да и примечено стократ,
Что кто за ремесло
чужое браться любит,
Тот завсегда других упрямей и вздорней:
Он лучше
дело всё погубит,
И рад скорей
Посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей
Спросить иль выслушать разумного совета.
Чижа захлопнула злодейка-западня:
Бедняжка в ней и рвался, и метался,
А Голубь молодой над ним же издевался.
«Не стыдно ль», говорит: «средь бела
дняПопался!
Не провели бы так меня:
За это я ручаюсь смело».
Ан смотришь, тут же сам запутался в силок.
И
дело!
Вперёд
чужой беде не смейся, Голубок.
У всякого талант есть свой:
Но часто, на успех прельщаяся
чужой,
Хватается за то иной,
В чём он совсем не годен.
А мой совет такой:
Берись за то, к чему ты сроден,
Коль хочешь, чтоб в
делах успешный был конец.
Сергей Сергеич, это вы ли!
Нет! я перед родней, где встретится, ползком;
Сыщу ее на
дне морском.
При мне служа́щие
чужие очень редки;
Всё больше сестрины, свояченицы детки;
Один Молчалин мне не свой,
И то затем, что деловой.
Как станешь представлять к крестишку ли,
к местечку,
Ну как не порадеть родному человечку!..
Однако братец ваш мне друг и говорил,
Что вами выгод тьму по службе получил.
— Ага! родственное чувство заговорило, — спокойно промолвил Базаров. — Я заметил: оно очень упорно держится в людях. От всего готов отказаться человек, со всяким предрассудком расстанется; но сознаться, что, например, брат, который
чужие платки крадет, вор, — это свыше его сил. Да и в самом
деле: мой брат, мой — и не гений… возможно ли это?
— Тут уж есть эдакое… неприличное, вроде как о предках и родителях бесстыдный разговор в пьяном виде с
чужими, да-с! А господин Томилин и совсем ужасает меня. Совершенно как дикий черемис, — говорит что-то, а понять невозможно. И на плечах у него как будто не голова, а гнилая и горькая луковица. Робинзон — это, конечно, паяц, — бог с ним! А вот бродил тут молодой человек, Иноков, даже у меня был раза два… невозможно вообразить, на какое
дело он способен!
— Конечно, смешно, — согласился постоялец, — но, ей-богу, под смешным словом мысли у меня серьезные. Как я прошел и прохожу широкий слой жизни, так я вполне вижу, что людей, не умеющих управлять жизнью, никому не жаль и все понимают, что хотя он и министр, но — бесполезность! И только любопытство, все равно как будто убит неизвестный, взглянут на труп, поболтают малость о причине уничтожения и отправляются кому куда нужно: на службу, в трактиры, а кто — по
чужим квартирам, по воровским
делам.
Сверху спускалась Лидия. Она садилась в угол, за роялью, и
чужими глазами смотрела оттуда, кутая, по привычке, грудь свою газовым шарфом. Шарф был синий, от него на нижнюю часть лица ее ложились неприятные тени. Клим был доволен, что она молчит, чувствуя, что, если б она заговорила, он стал бы возражать ей.
Днем и при людях он не любил ее.
Но, просматривая идеи, знакомые ему, Клим Самгин не находил ни одной удобной для него, да и не мог найти,
дело шло не о заимствовании
чужого, а о фабрикации своего. Все идеи уже только потому плохи, что они —
чужие, не говоря о том, что многие из них были органически враждебны, а иные — наивны до смешного, какова, например, идея Макарова.
«А может быть, Безбедова тоже убили, чтоб он молчал о том, что знает? Может быть, Тагильский затем и приезжал, чтобы устранить Безбедова? Но если мотив убийства — месть Безбедова, тогда
дело теряет таинственность и сенсацию. Если б можно было доказать, что Безбедов действовал, подчиняясь
чужой воле…»
Ко всей деятельности, ко всей жизни Штольца прирастала с каждым
днем еще
чужая деятельность и жизнь: обстановив Ольгу цветами, обложив книгами, нотами и альбомами, Штольц успокоивался, полагая, что надолго наполнил досуги своей приятельницы, и шел работать или ехал осматривать какие-нибудь копи, какое-нибудь образцовое имение, шел в круг людей, знакомиться, сталкиваться с новыми или замечательными лицами; потом возвращался к ней утомленный, сесть около ее рояля и отдохнуть под звуки ее голоса.
— В самом
деле, какие подвиги: садись в коляску или на корабль, дыши чистым воздухом, смотри на
чужие страны, города, обычаи, на все чудеса… Ах, ты! Ну, скажи, что твои
дела, что в Обломовке?
— Что вам за
дело до нее? и кто вам дал право быть судьей
чужих пороков?
Он ли пьянством сначала вывел ее из терпения, она ли характером довела его до пьянства? Но
дело в том, что он дома был как
чужой человек, приходивший туда только ночевать, а иногда пропадавший по нескольку
дней.
— И у тебя нет потребности высказаться перед кем-нибудь,
разделить свою мысль, проверить
чужим умом или опытом какое-нибудь темное пятно в жизни, туманное явление, загадку? А ведь для тебя много нового…
— Меня шестьдесят пять лет Татьяной Марковной зовут. Ну, что — «как»? И поделом тебе! Что ты лаешься на всех: напал, в самом
деле, в
чужом доме на женщину — хозяин остановил тебя — не по-дворянски поступаешь!..
— Да, упасть в обморок не от того, от чего вы упали, а от того, что осмелились распоряжаться вашим сердцем, потом уйти из дома и сделаться его женой. «Сочиняет, пишет письма, дает уроки, получает деньги, и этим живет!» В самом
деле, какой позор! А они, — он опять указал на предков, — получали, ничего не сочиняя, и проедали весь свой век
чужое — какая слава!.. Что же сталось с Ельниным?
— Разумеется, мне не нужно: что интересного в
чужом письме? Но докажи, что ты доверяешь мне и что в самом
деле дружна со мной. Ты видишь, я равнодушен к тебе. Я шел успокоить тебя, посмеяться над твоей осторожностью и над своим увлечением. Погляди на меня: таков ли я, как был!.. «Ах, черт возьми, это письмо из головы нейдет!» — думал между тем сам.
Там, на родине, Райский, с помощью бабушки и нескольких знакомых, устроили его на квартире, и только уладились все эти внешние обстоятельства, Леонтий принялся за свое
дело, с усердием и терпением вола и осла вместе, и ушел опять в свою или лучше сказать
чужую, минувшую жизнь.
Строевую службу он прошел хорошо, протерши лямку около пятнадцати лет в канцеляриях, в должностях исполнителя
чужих проектов. Он тонко угадывал мысль начальника,
разделял его взгляд на
дело и ловко излагал на бумаге разные проекты. Менялся начальник, а с ним и взгляд, и проект: Аянов работал так же умно и ловко и с новым начальником, над новым проектом — и докладные записки его нравились всем министрам, при которых он служил.
Райский на другой
день с любопытством ждал пробуждения Веры. Он забыл о своей собственной страсти, воображение робко молчало и ушло все в наблюдение за этой ползущей в его глазах, как «удав», по его выражению,
чужой страстью, выглянувшей из Веры, с своими острыми зубами.
— Будь уверен, мой друг, что я искренно радуюсь, — ответил он, вдруг приняв удивительно серьезную мину, — он стар, конечно, но жениться может, по всем законам и обычаям, а она — тут опять-таки
дело чужой совести, то, что уже я тебе повторял, мой друг.
— Друг мой, что я тут мог? Все это —
дело чувства и
чужой совести, хотя бы и со стороны этой бедненькой девочки. Повторю тебе: я достаточно в оно время вскакивал в совесть других — самый неудобный маневр! В несчастье помочь не откажусь, насколько сил хватит и если сам разберу. А ты, мой милый, ты таки все время ничего и не подозревал?
На другой
день, 8-го числа, явились опять, попробовали, по обыкновению, настоять на угощении завтраком, также на том, чтоб ехать на их шлюпках, но напрасно. Им очень хотелось настоять на этом, конечно затем, чтоб показать народу, что мы не едем сами, а нас везут, словом, что
чужие в Японии воли не имеют.
На другой
день, когда я вышел на улицу, я был в большом недоумении: надо было начать путешествовать в
чужой стороне, а я еще не решил как.
Туманы бывают если не каждый
день, то через
день непременно; можно бы, пожалуй, нажить сплин; но они не русские, а я не англичанин: что же мне терпеть в
чужом пиру похмелье?
Так японцам не удалось и это крайнее средство, то есть объявление о смерти сиогуна, чтоб заставить адмирала изменить намерение: непременно дождаться ответа. Должно быть, в самом
деле японскому глазу больно видеть
чужие суда у себя в гостях! А они, без сомнения, надеялись, что лишь только они сделают такое важное возражение, адмирал уйдет, они ответ пришлют года через два, конечно отрицательный, и так
дело затянется на неопределенный и продолжительный срок.
Нехлюдов в это лето у тетушек переживал то восторженное состояние, когда в первый раз юноша не по
чужим указаниям, а сам по себе познает всю красоту и важность жизни и всю значительность
дела, предоставленного в ней человеку, видит возможность бесконечного совершенствования и своего и всего мира и отдается этому совершенствованию не только с надеждой, но и с полной уверенностью достижения всего того совершенства, которое он воображает себе.
Это было в характере Кости; он никогда не вмешивался в
чужую жизнь, как не посвящал никого в свои интимные
дела.
Привалов не верил своим ушам, но, прочитав копию половодовского отчета, должен был убедиться в печальной истине. Можно было только удивляться безумной смелости, с какой Половодов запустил свою лапу в
чужое добро. Теперь Привалов и сам верил, что
дни Половодова окончательно сочтены; оставалось только воспользоваться этими обстоятельствами.
— Ничего… Собирается ехать на свою мельницу. Да, еще есть новость, Василий Назарыч… Сегодня видел доктора, он едет в Париж. На
днях получил телеграмму от Зоси; она ему телеграфирует, что Половодов застрелился. Его давно разыскивали по Европе по
делу о конкурсе, но он ловко скрывался под
чужими именами, а в Париже полиция его и накрыла: полиция в двери, а он пулю в лоб… Теперь Зося вызывает доктора в Париж; она хлопочет о разводе.
Но каким образом умудрился вор украсть ночью, из запертой конюшни, Малек-Аделя? Малек-Аделя, который и
днем никого
чужого к себе не подпускал, — украсть его без шума, без стука? И как растолковать, что ни одна дворняжка не пролаяла? Правда, их было всего две, два молодых щенка, и те от холоду и голоду в землю зарывались — но все-таки!
Это был загулявший, холостой дворовый человек, от которого собственные господа давным-давно отступились и который, не имея никакой должности, не получая ни гроша жалованья, находил, однако, средство каждый
день покутить на
чужой счет.
Но Ермолай никогда больше
дня не оставался дома; а на
чужой стороне превращался опять в «Ермолку», как его прозвали на сто верст кругом и как он сам себя называл подчас.